Всего неделя во внешнем Терминусе способна свести с ума, что уже говорить о трёх. Я был одним из участников первой волны контрнаступления Орокин. Мой десантный корабль частично пострадал во время бойни, но не могу сказать, что мне несказанно повезло попасть в стан врага. Это сложно описать словами, но если вкратце, то это кошмар.
Когда наш корабль совершил аварийную посадку на одной из планет Разумных, оказалось, что их мир значительно отличается от того, который я привык видеть. Разумеется, мы ожидали сопротивления, однако, не нашли на планетах ничего, кроме высоких тёмных шпилей, замысловатых структур и идеально круглых провалов в земле.
Попытки уничтожить шпили, сровнять с землёй пирамиды и всё то, чего мы не понимали, оказались тщетны. Враг не реагировал, будто ему не нужна была ни эта проклятая планета, ни эти дурацкие нагромождения из чёрного камня. Более того, проходили сутки и всё, что мы уничтожали, снова отстраивалось. Хотя, нет, скорее, возвращалось на место вплоть до последней пылинки. Мы пытались спуститься вниз по бесконечным карьерам. Дыры диаметром по несколько километров, казалось, уходили к ядру, и ни одна экспедиция так и не достигла дна.
Тогда мы стали двигаться вперёд, в надежде найти хоть что-либо, но видели лишь повторяющийся мрачный пейзаж, повторяющиеся бессмысленные постройки и тьму. Да, эта безымянная планета и так находилась в системе холодной синей звезды, но… Знаю, глупо звучит, тьма там вязкая. Прожектора способны разогнать темноту, лишь на время. Мрак сгущается, постепенно поглощая свет. И даже пыль, по которой мы ходили, кажется, пыталась затянуть куда-то, а песчинки попадались настолько мелкие, что просачивались и сквозь костюм и сквозь плоть. Люди не выдерживали, а техника отказывала. Изо дня в день не менялось ничего, кроме наших запасов провианта, которые нечем было пополнить.
Наверняка я бы давно слетел с катушек, если бы не старания командира. Он держался хорошо, сохранял дисциплину в отряде. А благодаря стараниям техников и младшего цефалона корабль всё же смог летать на низких высотах. Но даже это не особо бодрило спустя пару недель.
Пожалуй, единственными бастионами спокойствия была парочка тэнно, которые, к слову, тоже особо не воодушевляли своим видом.
Один - словно создан из обсидиана и изумруда. Он всегда держится вдалеке даже от нас. Командир засылал его в разведку. И он уходил. Не знаю, во что его превратили Орокин, но этот тэнно без проблем переносил одиночество. «Одиночка», как мы его называли за глаза, иногда уходил так далеко, что мы уже думали, что он не вернётся. Однако тэнно всегда находил нас сам. Более того, по-моему, он даже испытывал удовольствие от того, что ему давали возможность остаться одному. Да, для постороннего человека поведение тэнно однообразно, но тот, кто находится с ними хоть сколько-нибудь долго, начинает замечать, что даже у этих созданий есть свой язык тела. Единственное, что я не мог понять – так это зачем он смотрел в небо. Часто так бывало, что Одиночка просто сидел и часами неподвижно наблюдал за звёздами.
Вторая тэнно несколько отличалась и порой пугала меня больше, чем окружающая пустота. Когда, казалось бы, все теряли надежду, она наоборот наслаждалась окружающим её миром. Опять же, это может показаться бредом, но я видел, как она танцевала. Не знаю, было это во сне, или наяву – я давно запутался, где был сон, а где реальность. Но всё это не важно, важно лишь то, что я помню. Посреди пустоты игриво танцевала тэнно. Я помню её змеиную пластику, помню, у её беззвучной музыки был идеальный пугающий, но завораживающий ритм. С тех пор эта тэнно мерещилась мне повсюду. Я уже начинал видеть её боковым зрением чуть ли не каждый раз, когда оставался один. Иногда мне слышится шёпот. Приятный, томный женский голос, нашёптывающий что-то сладкое мне на ухо. Сколько бы я ни старался, никак не мог разобрать, что она мне говорит. Когда же я оглядывался на неё, то снова видел лишь, скрестившую руки на груди, тэнно. Она играла с нами или охраняла, я так и не смог понять, но сходил с ума не один, это точно – иногда я замечал, что кто-то так же смотрит на «Шептунью».
Однако всё это было лишь в первые восемнадцать суток. Командование понимало, что люди на пределе, провиант заканчивается, а пользы от нас никакой. Тогда поступил простой и ясный приказ «Добраться до дна одной из ям любой ценой». Мы снарядили экспедицию из пяти человек и двух тэнно, взяли оставшуюся еду, воду и лучшее снаряжение. Я был одним из пяти. И конечно, меня волновала судьба тех, кто остаётся на поверхности – люди негодовали, они не смогли бы прожить без всего того, что пришлось забрать для похода.
Капитан разрешил ситуацию просто – ровно в час ноль-ноль по Земному времени он скомандовал построение. Почти три дюжины человек выстроились в ряд. Капитан попросил меня, Лука, Дорби и Неру выйти из строя. Обстановка накалялась, оставшиеся стоять стали что-то отчаянно выкрикивать, парни не слушали что им говорил капитан – они были слишком усталыми, голодными и озлобленными. Тогда прозвучал выстрел. В воздух взмыл искрящийся свистящий снаряд. Командир смог восстановить дисциплину и потребовал, чтобы солдаты спели гимн империи в честь часа Земли. Нехотя, парни послушались. Я не знаю, что было на уме капитана, но учитывая положение людей, символ патриотизма превратился в похоронную песню. По-моему, я даже слышал протяжный вопль среди хора полумёртвых голосов.
Как только в эфире прозвучали последние строки гимна, тьму прорезали вспышки снарядов. Возможно, я быстрее остальных понял, что произошло - командир расстрелял собственных солдат. Я понимал, что так надо, но человеческое естество не давало мне смириться с этой мыслью. А в прочем, мне страшно представить, что испытывал капитан в тот момент. Он был хорошим человеком, бывалым бойцом. Не из тех, что бренчали орденами или стремились к власти. Артур просто исполнял свой долг, а каждый солдат под его командованием становился ему как сын.
Оставшиеся долго стояли в молчании, никто не мог найти, что сказать. В итоге, нам пришлось собрать с трупов баллоны с кислородом и разобрать некоторые костюмы на детали. Трупы же так и остались лежать, сложенные в одну кучу. Ни земле, ни воде, ни огню, ни тем более воздуху придать тела не представлялось возможным – на той треклятой планете не было ничего этого. Хотя, какой-то свой ритуал над павшими провела тэнно. Я видел, как женщина склонилась над покойными, и долгое время смотрела на них, шептала что-то, я не столько слышал, сколько чувствовал это. На мгновение я даже увидел, что тьма, сгустившись, укрыла мёртвых еле зримым саваном. За действом наблюдал не только я – смотрел на происходящее и второй тэнно. Всё так же молча и всё так же в отдалении, однако, в этот раз он посмотрел на свою сестру по несчастью как-то иначе и задержал на ней взгляд на пару мгновений дольше, чем обычно. Учитывая привычку этого парня смотреть куда-то вдаль даже во время разговора с командованием, Шептунья удостоилась своего рода, чести.
Собрав все припасы, мы приказали цефалону вычислить, сколько мы на них протянем. Вычисления звучали, как приговор – кислорода без регенераторов нам хватило бы всего на шесть суток, пищи на двадцать шесть суток, а воды на девятнадцать. Казалось, хуже некуда.